ЧЕ́РТИ.
Данное произведение Господина Де Мольера обычно переводят, как "Докучные" и "Несносные".
Написано в стихах и является, пожалуй, самым непростым в плане поэтического перевода. Причина : в русском языке нет слова, которое передаёт нейтрально французское название комедиии. А дальше после названия слово повсеместно используется автором и в характериcтиках персонажей, и в речи актёров.
У Господина Де Мольера люди представляются в виде слепней и паразитов, роящихся на «болоте» при Дворе Короля. Мы предпочли использование в переносном значении слово «че́рти», подчёркивая мизантропию в главном герое этой комедии. "Черти" концептуально связаны с "Мизантропом".
Произведение служило прототипом для прозаических произведений русских авторов : «Мёртвые души» Гоголя и «Упырь» А.К.Толстого.
Постановки данной пьесы в русском театре были обречены на провал и вряд ли когда то делались вообще, по причине сложности с переводом и сложности с режиссурой специфичного сюжета.
Премьера состоялась в замке Во, загородном поместье суперинтенданта Фуке, 17 августа 1661 г. в день его торжественного новоселья. Пышное приобретение (в числе прочих обвинений) было использовано для атаки на Фуке и через две недели с момента представления 5 сентября Фуке был арестован Д’Артаньяном. На момент премьеры Мольеру было 39 лет, Людовику XIV - 23 года. В силу радикальной разницы в возрасте о каком-то особо дружественно-покровительственном отношении Людовика к Мольеру говорить не приходилось. Но Мольер был в курсе надвигающейся "катастрофы" у Фуке и, естественно, одобрял её.
ПРОЛОГ
Сцена изображает сад, украшенный термами и фонтанами.
НАЯДА[1] (в раковине, выплывая на сцене к зрителю).
Из этой пещеры, смертные, вышла я,
Чтобы найти средь вас принца-короля.
Нужно и земле, и воде, для его развлечения,
Провести перед вами представление ?
Доступно ему всё, что ни пожелает
И разве сам собой он чудо не являет ?
Его плодородное на чудеса правление,
Разве не вызывает всюду упоение ?
Молод, победоносен, мудр, успешен,
Мягок и силён ; могуществен и честен ;
Своё желание со способностью выверяет ;
К трудам благородным, потеху добавляет ;
В его честных делах никогда не обманешься;
Всё видит, всё слышит он, к нему тянешься ;
Он всё умеет, всё способен взять –
Само небо перед ним не может устоять.
И если Людовик отдаст ветвям приказ,
Как у дуба Додоны [2] они пустятся в пляс.
Нимфы, меньшие божества, хозяйки сундуков,
Хочет Людовик ваш выход на зов ;
Я служу примером : и для цели фееричной,
Выйдите ненадолго из формы обычной,
И появитесь на глазах у зрителей
В театре нашем настоящих ценителей.
Несколько дриад, фаунов и сатиров[3] (нашим языком, чертей) выбегают из засады деревьев и термальных ванн.
Вы, предмет изучения прелестного устройства,
Героической заботы, беспокойства,
Пусть проникнется он вами, и на мгновение
Его душу великую займут развлечения :
Завтра новые работы, труды его ждут ;
Под тяжким вашим бременем голоса призовут,
Закону будет подчинять вас, благами делиться,
Его советам ваша воля покорится,
Чтоб создать во всей вселенной мир такой,
Чтобы миру всему разом обрести покой.
А сегодня всё его радует, во всём примирение,
Ведь единственная цель развлечение.
Ладно, черти, уходите : видим здесь мы вас,
Не для того, чтобы радовался глаз.
Наяда уводит часть явившихся, а другие деловито не соглашаются и начинают танцевать под звуки своих скрипок и гобойев.
АКТ I
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Эраст, Ла Монтань.
ЭРАСТ.
О Боже, под какой родился я звездой !
Черти жрут меня, не найти покой !
Кажется, что всюду судьба мне шлёт,
Каждый день новых особей прилёт;
Но нет равных чертям этого дня ;
Думал, никогда не уберутся от меня.
Сто раз проклял я невинное намерение,
Пойти поужинать и посмотреть представление,
Где, думая развлечься, я ужасно
Поплатился за грехи сурово и напрасно.
Должен дать тебе отчёт об этом деле,
Поскольку события меня глубоко задели.
Придя в театр, я намеревался
Увидеть спектакль, что, вроде как, удался ;
Действие началось, все сидели тихо,
И тут с шумом прибыло чудно́е это лихо,
Мужчина с задором и с бубенцами,
С «Хола-хо! скорее место!» такими вот словами.
Этим он так удивил собрание,
Что отнял на себя всеобщее внимание.
О Боже! Наш человек так часто устраняется,
Что с нормальными людьми уже и не знается,
Сказал бы, крайности выводя натужно,
Самим на сцене танцевать нам нужно,
Потехой идиотов подтверждая сказ,
Что соседи всюду говорят о нас.
Пока я плечи жал в своём миру,
На сцене соизволили продолжать игру.
Но нужно было, чтобы гость, напоминал,
Пошёл, чтоб пересесть, со стулом через зал.
Хотя с боков было полное удобство,
Стул в центр водрузил, чтоб было превосходство.
И спрятал сцену за широкою спиной,
На три четверти партера закрыл его собой,
...